Глава 12
У меня было правило: если запутался в рассуждениях, то начинай с самого начала. Иди туда, откуда всё началось. А для меня в этом мире всё началось с пещеры, в которой остался сэнсэй Макото.
Я не знал, найду я там что-то важное для себя или не найду, но хотя бы попытаться я должен.
— Это последнее место, куда я пойду, — передёрнулась Ёсико.
Я понимал, что для неё это будет слишком жестоко — там остался её сэнсэй. Поэтому сказал:
— Ты можешь не заходить. Просто отведи меня туда и открой вход.
То, что сам я не смогу откатить камень, я не сомневался. И дело было не в физической силе. В конце концов, хороший рычаг творит чудеса. Но я хорошо помнил, как вспыхнул иероглиф, который нарисовала на камне Ёсико.
Если тогда я не понимал, что она делала, то сейчас, когда об этом мире знал немного больше, был уверен: она применила магию.
И тут меня осенило!
— Ёсико, — я взял девушку за плечи и легонько тряхнул. — Скажи, ты же владеешь лечебной магией?
— Ну да, — с недоумением ответила она. — Я же рассказывала тебе…
— А иероглиф, который ты написала на камне, он к какой магии относится? Это же тоже магия, да?
Ёсико на минутку зависла, а потом ответила:
— Да, магия… Но я не знаю какая. Мне сэнсэй сказал написать на камне в случае чего… Он меня иногда просил писать иероглифы…
Вспомнив сэнсэя, девушка погрустнела.
Но в мои планы не входило, чтобы она раскисла. Поэтому я продолжил допрос:
— Поставлю вопрос иначе. Как ты считаешь, этот иероглиф относится к магии лечения?
— Нет, — уверенно ответила Ёсико и добавила: — Я не знаю, что это за магия, но точно не лекарская.
— А какая? — спросил я, не надеясь, впрочем, на ответ.
Ёсико задумалась и вдруг выдала:
— Сэнсэй Макото был единственным мужчиной в храме. И он был единственным мужчиной, который обладал лекарскими способностями. Правда, они у него были ещё до пришествия Всеблагой…
— Очень интересно, — пробормотал я.
Раз сэнсэй Макото был единственным мужчиной в храме, и способности получил ещё до того, как в этом мире появилась Всеблагая, получалось, Всеблагая в служители храма выбирала исключительно женщин. Почему, интересно? Не потому ли, что женщины более послушны? Или была какая-то другая причина?
— Ёсико, у меня есть ещё вопрос, — Я постарался, чтобы мой голос прозвучал как можно мягче. — Как ты получила свой дар?
Я уже знал, что дар получают двумя способами: если человек родился в храме, или если он в храме лечился. И я понимал, что между ними должны быть различия. По логике вещей должны быть. Потому что, когда способности врождённые, человек не знает, как жить иначе, он всегда с этим. А когда приобретённые — это всегда жизнь, поделенная на «до» и «после».
Ёсико помрачнела. Она ещё ничего не сказала, но я уже понял, что точно не по рождению.
— Сэнсэй Макото спас меня, — едва слышно произнесла Ёсико.
Её голос прозвучал хрипло и бесцветно.
— Что случилось? — спросил я, понимая, что причиняю девушке боль. Но я должен был разобраться в том, что происходит.
— Мне тогда только-только исполнилось девять лет. Был праздник покровительства Всеблагой. Мы с подружками гуляли по городу, покупали сладости, веселились. А потом пошли смотреть представление в парке…
Ёсико замолчала. В полутёмном коридоре её рассказ звучал немного жутко. Казалось, на стенах оживают картины прошлого.
Но Ёсико не смотрела на стены. Она была погружена в себя.
— Там было много народа, и я отстала от подружек, потеряла их…
Я физически ощущал страх девятилетней девочки, которая осталась одна в толпе незнакомых людей.
— Я искала подружек… Я ходила по дорожкам парка и звала их… Меня как будто что-то вело…
Ужас подкатывал к самому горлу. Я уже догадывался, что произошло, но не хотел верить в это.
— Внезапно кто-то закрыл мне рот, и меня потащили в кусты… — продолжала рассказывать Ёсико.
На неё было жалко смотреть, но я не прерывал. С одной стороны, мне нужна была информация, а с другой — Ёсико должна была выговориться.
Хотя была и третья сторона — ретравматизация. Заново проживая те страшные события, Ёсико заново испытывала боль и ужас.
— Я сопротивлялась… Я отчаянно сопротивлялась. Но их было четверо, и они были сильнее… Много сильнее.
Ёсико всхлипнула, и я обнял её. По-отцовски. Несмотря на то, что телом был младше, чем она.
Наплакавшись, Ёсико закончила рассказ:
— Когда сэнсэй Макото появился, я уже была без сознания. Он отнёс меня в храм, и Всеблагая излечила мои раны. И благословила лекарским даром.
— Понятно, — сказал я, всё ещё поглаживая девушку по волосам. — Теперь ты под защитой Всеблагой, больше никто не посмеет тебя обидеть.
— Да, — вздохнула Ёсико. — Не посмеют…
Но в её голосе не было уверенности. И меня это резануло. Как и ещё один момент в её рассказе. Ёсико сказала, что к насильникам её будто что-то вело. Я отметил для себя этот момент, но расспрашивать об этом не стал.
Хотя нет! Я должен это выяснить! Что именно вело её к этому ужасу — призывающая магия насильников или воля Всеблагой, желающей заполучить новую адептку? Ну не доверял я Всеблагой, что поделаешь? И раз уж сейчас я погрузил Ёсико в воспоминания, то нужно додавить. Выяснить всё одним разом. Немного осталось… В конце концов, это гуманнее, чем через какое-то время ещё раз заставлять её переживать всё это. Оставалось только как можно деликатнее сформулировать вопрос. Только вот с деликатными формулировками было совсем туго…
Не придумав ничего подходящего, я просто спросил:
— А как другие девушки попали в храм? Ну, в смысле, обрели дар?
— Все по-разному, — Ёсико пожала плечами и задумалась.
Я не мешал ей. Я чувствовал, что ещё чуть-чуть, и мне откроется истина.
Но Ёсико повторила уже увереннее:
— Все по-разному, — и перевела разговор на другую тему: — Ты хотел попасть в ту пещеру. Но я не смогу сегодня тебя туда отвести.
Сами собой вспомнились слова школьного учителя, что экскурсия будет на следующей неделе. И у меня вырвалось:
— Я не могу ждать неделю! У меня нет времени!
— А кто говорил про неделю? — удивилась Ёсико. — Я говорила только про сегодня. Потому что сегодня уже поздно. Туда нужно идти с утра.
Я облегчённо выдохнул. Но на всякий случай уточнил:
— Значит, пойдём завтра утром?
— Хорошо, — согласилась Ёсико. — А сейчас тебе нужно домой, а то твои мамочки тебя уже, наверное, потеряли.
Я хотел было возмутиться, что я взрослый мужик, и нечего меня терять, но вовремя остановился. Вспомнил маму Ишико и остановился.
Ёсико взяла огарок, который вот-вот должен был потухнуть, и мы пошли.
В принципе, свеча была не нужна, света факелов хватало. Но Ёсико бережно прикрывала пламя рукой, и я поневоле заинтересовался:
— Это какая-то особая свеча?
— Нет, обычная, — ответила Ёсико. — Просто я люблю, когда горит огонь. Мне от него становится тепло.
Понятно, что Ёсико имела ввиду не физическое тепло — свеча это не костёр, она не может согреть. Значит, огонь отзывается в душе Ёсико.
А что, если…
Я направился к ближайшему факелу, снял рубаху и под протестующие крики Ёсико накрыл рубахой пламя, лишая его кислорода.
Факел потух, и мы погрузились в полумрак.
Я повернулся к испуганной девушке, забрал у неё свечу и приказал:
— Нарисуй на факеле тот иероглиф! Помнишь, как он вспыхнул? Попробуй иероглифом зажечь огонь!
Ёсико несмело подошла к факелу и оглянулась на меня.
— Смелее! — подбодрил я её.
Она протянула руку. А потом вдруг опустила.
— Тот иероглиф означал замок, — сказала она.
— Тогда нарисуй иероглиф огня, — пожал я плечами. — Ты же знаешь, как пишется иероглиф огня?
Ёсико кивнула и, задержав дыхание, как перед прыжком, быстро написала: 火.
Несколько долгих секунд ничего не происходило.
Ёсико выдохнула. И в следующий момент факел вспыхнул.