Мне, конечно, было жалко её, но мне нужна была информация, поэтому я продолжал задавать вопросы. В конце концов, если я увижу, что ей совсем невмоготу, я прекращу расспрашивать. Просто больше никто не сможет ответить мне на мои вопросы.

— А что это за академия магии? — спросил я.

Надо же понимать, что мне предстоит.

— Я знаю только, что все одарённые отправляются в академию магии, — ответила мама Ишико. — И знаю, что они очень редко приезжают домой. А некоторые не приезжают совсем…

— Отправляются все? — уточнил я. — И младенцы?

— Дар начинает проявляться в пять лет. Вот тогда их и забирают.

Чёрт, это вообще беспредел какой-то! Таких малышей забирать у матерей — это же чёрт знает что!

— Подожди! — я вспомнил Ёсико. — А тех, у кого лекарский дар, тоже отправляют?

— Нет, — мама Ишико покачала головой. — Они становятся послушниками в храме и принимают обет служить Всеблагой до конца жизни.

— А ещё мне говорили, у стрелков на стенах есть дар направлять стрелы…

— Возможно, — ответила мама Ишико. — Сатоши никогда не обсуждал со мной охрану города…

Да уж! Со стрелками, конечно, ничего не понятно. Но Ёсико… Получается, она навсегда привязана к храму? Даже не знаю, что лучше: остаться при храме или отправиться в академию магии.

— Знать бы ещё к чему готовиться, — пробормотал я.

И мама Ишико заплакала.

Мне стало неловко сидеть. Я встал и подошёл к ней, чтобы утешить. А она уткнулась в меня и разревелась уже в голос.

Я не придумал ничего лучше, как сказать:

— Не плачь! А то у тебя будут красные глаза, и отец начнёт задавать вопросы. И у нас даже трёх дней не будет.

Мои слова не сразу дошли до женщины. Но как только дошли, она взяла себя в руки и улыбнулась сквозь слёзы.

— Да, ты прав, сынок. Для слёз ещё будет время…

Моё сердце сжалось от жалости, а в душе с новой силой полыхнул гнев. Но я понимал, что ничего не могу поделать. Пока не могу…

— Сынок, — мама Ишико отпустила меня. — Ты иди, скажи, чтобы мама Юмико и няня Омико не волновались. А то отец уже скоро придёт. Скажи им, что у меня приболела голова, но я скоро спущусь к ним, хорошо?

Я кивнул и пошёл на выход.

На душе у меня скребли кошки. Я чувствовал себя бессильным.

Передав женщинам слова мамы Ишико, я пошёл в свою комнату и начал отжиматься. Потом качать пресс. Потом приседать. Потом снова отжиматься. И так до полного изнеможения.

Я слышал, как пришёл отец, но я не хотел видеть его. Боялся, что моя ненависть вырвется наружу и я прибью его. Останавливало только то, что я не знал, какая судьба после этого ждёт маму Ишико и маму Юмико. С няней проще — она может пойти работать в другой дом. Ведь может же, да?

Я сидел на полу и слушал, как отец прошёл по коридору до самого конца, потом спустился вниз.

Через минуту послышались торопливые шаги, и в мою комнату постучали.

— Кизаму, сынок, — раздался голос няни Омоко. — твой отец хочет поговорить с тобой! Спустись, пожалуйста.

Сначала я хотел проигнорировать, но потом вспомнил: женщинам сильно досталось за то, что я пошёл в спортзал, и решил спуститься, послушать, чего такого хочет сообщить мне мой родитель?

Отец сидел за столом. И едва я вошёл, как наткнулся на его холодный взгляд. И сразу же на меня обрушилось давление, как будто отец хотел меня размазать. Но я только выпрямился, показывая, что мне пофиг, пусть давит, и не такое выдерживал!

— Поздоровайся с отцом, не видишь, он сердится! — шепнула стоящая позади меня няня Омико.

Я усмехнулся и уставился прямо в глаза отцу. Здороваться с ним я не собирался.

Видимо отец понял это, потому что его губы чуть тронула кривая улыбка и он прошипел:

— Как? Ты? Посмел?!

— О чём ты?

Изобразить непонимание было не сложно. Хотя бы потому, что я действительно не понимал о чём он.

— Как ты посмел тратить семейные деньги на девок?! — отец задал вопрос в развёрнутом виде.

Я уже понял из рассказа мамы Ишико, что деньги — это пунктик отца. Но раньше как-то не связал то, что мы с Ёсико проели в кафе те деньги, которые отец получал за одарённых. А теперь вот срослось. Получалось, я тратил деньги, вырученные за проданных людей?

Мне стало как-то не по себе.

С другой стороны, это не я продавал! Так что, совесть моя чиста. К тому же мне, как сыну, положены карманные деньги. И я могу тратить их, как мне заблагорассудится. Я ни на что плохое их не тратил — не на бордель же с выпивкой! Просто девушку в кафе угостил и всё.

— А почему я не могу угостить понравившуюся мне девушку? — невинно поинтересовался я, уже понимая, чем закончится разговор, но я не хотел сдаваться без боя.

Сбоку раздался всхлип. Я глянул туда.

Мама Юмико смотрела на меня широко раскрытыми глазами, а мама Ишико снова плакала. Блин, женщин-то зачем заставил слушать всё это? Это же чисто мужской разговор…

— Ты сопливый пацан! Ты этих денег не заработал! Чтобы тратить их непонятно на кого… — продолжал наезжать отец.

— Значит, пойду работать! — я пожал плечами.

— Ты и работать? — Отец засмеялся. — Да ты ничтожество! Какой из тебя работник? Что ты можешь без твоих мамок и нянек?

И тут я взбесился:

— А не ты ли виноват, что рядом со мной только мамы и няня? Не ты ли бросил своего сына на женщин? Даже в спортзал не пускаешь тренироваться… Вместо того, чтобы тренировать меня… Сам не можешь, так назначил бы тренера! Ты даже не представляешь, с чем мне приходится сталкиваться в школе!

Вся моя ненависть выплеснулась наружу, но я не жалел, что высказал отцу.

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать?! Ты, червь! Я раздавлю тебя! — рявкнул он поднимаясь.

— Попробуй! — я автоматически перешёл в боевой режим.

Ноги сами собой напружинились, руки подскочили, закрывая лицо и жизненно важные органы, сжались в кулаки. И это были не неумелые кулаки Кинпатсу. Хотя кого я обманываю? Тело у меня по-прежнему было слабое. Но я готов был драться. И отступать я не собирался!

Отец шагнул ко мне, и тут подскочили обе мамочки. Они как фурии налетели на отца.

— Сатоши, — взмолилась мама Ишико. — Пожалей мальчика!

И бухнулась перед отцом на колени.

Твою мать! Она встала перед ним на колени!

— Убью, гад! — кинулся я на отца, но на мне повисла мама Юмико.

— Кизаму, сынок, я не знаю, что произошло, но успокойся, прошу тебя!

— Где ты взял деньги? — спросил отец, не обращая внимания на женщин.

Я тоже не сводил с него глаз. Но ответить на его вопрос я не мог. Потому что мешочек с деньгами я взял в кармане. А вот как он туда попал? Этого я не знал. Но ему об этом знать не нужно!

На выручку пришла мама Ишико:

— Это я дала ему из своих денег, — призналась она.

Она по-прежнему стояла перед отцом на коленях и обнимала его за ноги, не давая двигаться.

Он глянул на неё с презрением. И вдруг отшвырнул, как щепку. Отпнул, как мусор с дороги.

— Значит, я даю тебе слишком много, раз у тебя остаётся на всякие глупости! — прошипел он.

— Не смей трогать маму, ублюдок! — закричал я и рванулся к отцу.

К маме Юмико присоединилась няня. Вдвоём они повисли на мне кандалами. И стряхнуть их, как отец это сделал с мамой Ишикой, я не мог. Не потому что у меня не было сил. Хватило бы! Просто не по-мужски это — так обращаться с женщинами.

— Запрещаю тебе брать семейные деньги! — прорычал отец. И добавил, обращаясь уже к женщинам: — Если хоть одна из вас даст ему хотя бы монету, выкину из дома!

А потом он просто вышел из кухни и поднялся на верх. Хлопнула дверь и стало тихо.

И тогда мама Юмико и няня Омоко сползли по мне на пол, словно ноги перестали их держать.

Я помог женщинам подняться и посадил их на стулья. И сам сел рядом.

— Прости, сынок, — прошептала мама Ишико.

— Ты-то за что извиняешься? — растерялся я. — Это он ублюдок! А ты извиняешься.

— Я не смогла защитить тебя, — мама Ишико всхлипнула.